Формула любви

Формула любви

Даже если я и не назову сразу имени человека, чьё сердце выглядит так, как на этом рисунке, то всё равно станет понятно: дело тут с чистой химией связано. Пробирки, колбы, реторты, молекулы органического и неорганического соединения для моделирования строения атомов, формулы, химические элементы и комбинации, выполнение расчётов, моль (количество вещества), выход реакции – этими знаниями и навыками жила, живёт и будет жить известная в Крапивинском округе учительница химии Надежда Михайловна Дрязгина.

Когда ей было 18, она уже была в этой теме. Сейчас, когда ей 8 октября исполнилось 80 лет, она продолжает оставаться в ней же, этой теме. У неё своя техника преподавания. У неё свой способ влюбить в химию учащихся. И нестандартного объяснения тому нет. Есть простая формула: О2. Это кислород. И жить без него нельзя. Никому. Ни малому, ни старому. Ни здоровому, ни больному. Ни учёному, ни бездарю. Ни учителю, ни ученику.

 

Богачка

Несколько  больших коробок (о них расскажу потом) и одна маленькая — бесценное богатство Надежды Михайловны. Открывает она маленькую, а в ней — орден Ленина.

— Не мой орден, — говорит, — отцов. В девяностые годы мне за него мешок сахара предлагали. Не продала и не поменяла. Однажды в Скарюпино, где прошло всё моё детство и отрочество, я получила от отца урок, ценнее которого даже в пединституте не было. Осенью в совхозе турнепс убирали. Без нас, школьников, не обходились. Ватагой ребятни шли домой к вечеру. На сушилке ворох гороха увидели. Свежий, пахучий. Кто в карманы набрал, кто в рукава насыпал, а я косынку с головы сняла, и в неё наклала гороху. Принесла домой.

— Завтра унесёшь туда, откуда взяла, — внушительно и коротко  произнёс папа.

— Не позорь отца, — добавила мать.

Отца Володи, Надежды, Людмилы и Тани, действительно, позорить было никак нельзя. Председатель колхоза «Красный герой» Михаил Дмитриевич Дрязгин, революционного года рождения (1917), в довоенные и военные годы работавший председателем Банновского, Барачатского сельсоветов, заместителем председателя райисполкома, известен был и начальству, и рабочим. В  районе знали Михаила  как честного пролетария, авторитетного коммуниста, ответственного хозяйственника, хорошего семьянина. Образования — 7 классов, а мышление — государственного стратега. Никогда его слова в разлад с делами и поступками не шли. Так и своих домочадцев учил. В конце 50-х годов за особые заслуги получил Михаил Дрязгин орден Ленина, а в данном  дочке имени — Надежда — притаил все свои планы, думы и надежды на лучшую жизнь. Она и сложилась — по трудам и усилиям всех, кто был рядом с ним на работе и дома.

 

А мы просо сеяли. А мы просо вытопчем…

— Всех своих учителей в Скарюпинской и Барачатской школах помню по  урокам, по песням и по общению с нами после уроков, — без грусти об ушедших уже наставниках говорит Надежда Михайловна, — Анна Афанасьевна Харитонова, Таисия Антоновна Стряпкина, Николай Ефимович Ботвенко с нами были  и на уроках, и в коридоре в песенных играх на шумных переменках, и в поездках по городам страны, и в строгих наставлениях, и в дружеской беседе. И всё-таки существовала грань, которую мы не переступали. Когда я и сама стала учителем, то многое благодарно вспоминала. Человеческий кодекс того времени не имеет аналогов. Не богатые учителя с  не богатыми учениками роднились без громких слов про учительский  долг и  ответную ребячью благодарность. Ни школьных автобусов, ни охраны, ни карантинов, ни пропусков уроков. НИ-ЧЕ-ГО! И при этом — ВСЁ! Воспитание, дружба, пятёрки вперемешку с двойками, угол для наказания и пряник для поощрения. Мне не близко приходилось из Скарюпино  до школы в Барачатах  добираться: сначала с горки до Журавлей, затем от заимки ещё километра три, в любую погоду. Положит мама в сумку то кусочек сальца, то отварное яйцо или помидорку осенью. Идёшь мимо куста с бояркой, наберёшь её в ладони, скатаешь шар красный и сочный, и смокчешь его на переменке… Становимся, бывало, девчонки и мальчишки в шеренги напротив друг друга, и с топотом поём: а мы просо сеяли, сеяли… И учитель — рядом.

 

Повезло, что направили в село!

Надя дюймовочкой росла, но с отцовским характером: факультет химико-биологический выбрала в Кемеровском пединституте, чтоб посложнее было науки изучать. Ведь чем сложнее, тем интереснее.

— На потоке нас было три группы, — рассказывает, — одна — только городские студенты. Вторая — городские и с периферии девочки. А в третьей — только сельские, я среди них. Но  именно для нас самых сильных, самых лучших преподавателей химии и биологии кемеровских школ поставили для преподавания, они и вели у нас методику. Это они и научили меня, как лучше дать урок по схеме: от простого — к сложному. Через пять лет, после госэкзаменов, услышала я слёзы городских сокурсниц. Шло распределение, и никто не хотел ехать в деревню. Я заказала телефонный разговор с отцом. В 1969 года он работал управляющим фермой в Скарюпино, вместе с Адольфом Карловичем Альберт.

— Папа! — кричу  в трубку на весь телеграф, — мне предлагают ехать на работу в Мариинск, Тисуль или в Крапивино.

— Домой! — сказал, как отрезал.

Приехала. Пришла в районо.

— Тебе хоть 18 лет есть? — спросил Григорий Фролович Тютрюмов, рассматривая девчушку-невеличку, молодого специалиста по предметам  «химия и биология».

Надежде было больше, конечно, и желания работать — не меньше. А задора и огонька хоть отбавляй. Потому и сманили вскоре её в райком комсомола, на должность заведующей школьным отделом. А потом же и  рыдала горькими слезами:

— Отпустите меня назад в школу!

Отпустили! Надолго!

— Классы были сильные по знаниям, большие по количеству учеников, устремлённые по углубленному изучению предметов. Я смелости набралась, и свой предмет объявила главным. Потому что там ведь формула особенная — О2! И как сама любила более всего химию, так и в эту любовь обращала учеников. Насильно не тянула. Добровольцев уважала.

— В аптеке накупила всяких  пузырьков-бутылочек, ёмкостей для проведения опытов, — делится воспоминаниями Надежда Михайловна, —  на долгие годы хорошей помощницей одарена, лаборантом Марией Юрьевной Мясоедовой. У меня и «голова не болела» при подготовке лабораторных занятий к урокам, так она грамотно всё выполняла: готовила растворы, реактивы, приборы, инструменты. Быстрая, решительная, вдумчивая, имела чёткий глаз и навык. И дочка её, Анютка, отличницей была. Вот, иду на урок. Решительно и безпощадно к проказам ребят.

— Взрывать будем? — осторожничали девчонки, — мальчишки нам бантики не подожгут?

— А вы шапочки надели? — отвечала я. Никогда ни одной лохматой головы не допускала в лабораторию без головного убора и серьёзного настроя. Я строгая была. И жадная на отметки. Оценок не завышала. Но и не занижала, если видела «родственную душу», полюбившую химию. В любимчиках ходил каждый влюблённый в химию, как предмет. И был у меня на особом счету мальчик, пришедший из восьмилетки в Крапивинскую среднюю школу — Андрей Цыганков. Сидел он на среднем ряду, и глаз с меня не спускал, ловил каждое моё слово. Сейчас он — декан университета в Улан-Удэ. И братик его, Антоша Цыганков, очень способный мальчик был, а ещё, вот что сейчас покажу…

 

Тайна больших коробок

Из коробок достаёт Надежда пакеты, из пакетов — альбомы, из альбомов — фотографии, из фотографий — ПАМЯТЬ достаёт отличник народного образования, ветеран педагогического труда Надежда Михайловна Дрязгина, документальную историю жизни девяти выпусков своих учеников в единении с ней.

— К нам в Крапивинскую  школу, приезжали за средним образованием дети из всех близлежащих восьмилетних школ. Это были лучшие деревенские дети — воспитанные, дисциплинированные, устремлённые к знаниям, — прямо светит лучиками скромной улыбки Надежда Михайловна, — когда же в силу семейных обстоятельств я уехала дальше из Крапивино, в село Борисово, то и там я изумлялась ребятам из Банново, Тараданово, Красных Ключей, Барачат. Химию и они любили так, как и я — осознанно и вдумчиво. Очень радовали меня. Лучшей поддержки трудно найти. Настоящими изыскателями считала ребят из посёлка Каменного. Не уступали им ученики из Мунгата, Сарапок, Перехляя.

 

Чтобы жизнь повторилась сначала

Песня продолжит: загляните в семейный альбом, чтобы жизнь повторилась сначала. И вот, сидим мы с юбиляром Надеждой Дрязгиной и прокручиваем её жизнь, разглядывая  несметное богатство чёрно-белых фотографий в больших и маленьких фотоальбомах. Для меня это просто  — девчоночки с бантиками, а для Надежды Михайловны это Олечка Чупрунова, Таня и Анютка Трофимовы, Маринка Палехина. Я не узнаЮ Васю Ломакина, Андрея Попова, Сергея Харламова, а она горячится на моё неразумие: да они  же это, они! Я все их вихры и прищуры помню! Ну, вот же, смотрите, это Вовка Шевнин. Коллеги, бывало, соберутся в учительской и сочувствуют мне:

— Что, Надежда Михайловна, достаёт Вас Шевнин своими вопросиками?

— А он, и вправду, очень много читал всяких журналов  книг. И где, что прочитает, а ему мало прочитанного, он ко мне и подкатывал постоянно с расспросами.

В те школьные годы модно было на выпускных вечерах дарить учителям альбомы — их множество у Надежды Михайловны сокрыто в больших пакетах. От того, что писали ребята в них для Надежды Михайловны своё самое сокровенное, а называли её не иначе, как Классная Мама.

— А  однажды случай, как нежданный подарок, поразил меня в самое сердце, — волнуется и теперь Надежда Михайловна, рассказывая, — я преподавала уроки химии и биологии в техникуме, который базировался в Зеленогорске в 2000-х годах. Учились там Кирилл, парнишка-сирота. И, вроде уже не маленький годами, а ластился как котёнок:

— Можно я буду Вас мамой называть?

Разрешила. Но, чтоб не при всех так говорил мне.

 

Тук-тук, можно к вам?

Домофон в квартире учительницы бездействует. Она и сама, 80-летняя,  выйдет, откроет дверь и запустит к себе в квартиру тех, кто приходит к ней на уроки в домашней обстановке. Мальчики, девочки, старшеклассники, вынашивающие мечту поступить в медицинский колледж или институт, прилежно занимаются с ней подготовкой к вступительному экзамену по биологии и химии. Чёткости памяти и мышления  педагог  не растеряла, чувство любви к предметам сохранила, да и походку свою — энергичную и стремительную сберегла.

— Не зря же мне мои ученики и прозвище особенное придумали, — смеётся беззлобно Надежда Михайловна.— Я-то ещё тогда  приняла его, и сейчас  помню, и ношу весело.  А помнят ли они? Жду их. А придут — так и напомню, и чаем напою, и спрошу вразнобой всю систему Менделеева, и форточки откроем, пусть слышат все прохожие наши песни. Сколько мы их перепели...

Учились. Трудились. Расставались. Встречались. Классная она! КЛАССНАЯ руководительница.

Ираида Родина